Кто автор «Слова о полку Игореве»?

«Слово о полку Игореве» — величайший памятник древ­нерусской литературы, которая во многом определялась осо­бой ролью христианской религии в жизни общества. Вот по­чему для людей той эпохи важна была не столько красота слова или занимательность сюжета, а сами произведения не считались искусством в современном смысле. Книга была ис­точником мудрости она должна была «поучать», наставлять на путь истинный, показывать пример праведной жизни, по­строенной на основе христианских заповедей. Вот почему ав­тор рукописи обычно не указывал своего имени, а созданное им произведение не считал художественным творчеством. Не­удивительно, что мы знаем очень мало имен древнерусских писателей и нам почти ничего не известно об их жизни. Это объясняет особую сложность вопроса об истории создания и авторе «Слова о полку Игореве».

Это произведение с самого начала его открытия и публи­кации известным собирателем древнерусских рукописей гра­фом А. И. Мусиным-Пушкиным в конце 1780-х — начале 1790-х годов и особенно после утраты подлинника, сгоревше­го вместе со всей библиотекой Мусина-Пушкина во время по­жара Москвы 1812 года, вызывало множество споров, вопро­сов, гипотез. Особый интерес представляет проблема авторства, которой были посвящены многочисленные иссле­дования ученых, переводчиков, историков на протяжении XIX-XX веков, они продолжаются и в наше время. Среди предполагаемых авторов назывались киевский князь Свято­слав, Кирилл Туровский, сподвижник Игоря Петр Бориславович и даже сам князь Игорь. Рассмотрим каковы же наиболее обоснованные и разработанные версии о том, кто же являлся автором «Слова о полку Игореве, Игоря, сына Святославля, внука Ольгова» — таково полное название этого памятника.

«Слово о полку Игореве» — произведение лироэпическое, а потому в нем автор — это не только повествователь, рас­сказчик, но и один из основных героев, выражающих свое по­нимание изображаемых событий, комментирующий их, про­водя при этом ярко выраженную идею необходимости единения русских земель перед лицом внешней опасности, особенно в период начала феодальной раздробленности госу­дарства. По убедительным предположениям современных ис­следователей, автор «Слова» сам был приверженцем, а может быть, и членом «Олегова гнезда», а потому его задача ослож­нялась тем, что он должен был не только возвеличить своего князя, но и осудить его за опрометчивый поход, связанный не с общерусскими, а собственными эгоистическими интересами («добыть славу»). Мерилом его оценки, как и всех образов и событий «Слова», является Русская земля — подлинный герой произведения, его главная тема и идейно-композиционный центр произведения.

Один из наиболее авторитетных исследователей, изучав­ших «Слово», академик Д. С. Лихачев выдвинул предположе­ние, что имеется общий источник рассказа о походе князя Игоря на половцев в изложении событий в Ипатьевской ле­тописи и самом «Слове». Ученый приводит ряд точных сов­падений: только в летописи и «Слове» названа река Каяла, у которой проходит битва; совпадает даже по словесному выра­жению реакция Святослава Киевского на известие о пораже­нии русского войска. Так, в «Слове» Святослав «изрони злато слово с слезами смешано», а в летописи — «Святослав же, то слышавъ и вельми воздохнув, утерь слезъ своих и рече...». Д. С. Лихачев высказывает такое предположение об этом об­щем источнике: «И летопись, и “Слово” — оба зависят от молвы о событиях, от славы о них. События “устроялись” в молве о них и через эту молву отразились и тут, и там. В этой молве отразились, возможно, и какие-то обрывки фольклора — половецкого или русского».

Как известно, летописи в Древней Руси создавались мона­хами в степах монастырей — религиозно-культурных центрах жизни той эпохи. В связи с этим возникает вопрос о том, мог ли автор «Слова» быть одним из таких религиозных деятелей. Но еще в начале XIX века, когда было открыто «Слово», исто­рик и писатель Н. М. Карамзин высказал мнение, что этот па­мятник древнерусской литературы написан «без сомнения, мирянином ибо монах не дозволил бы себе говорить о богах языческих и приписывать им действия естественные» («История государства Российского»). Но такой точки зрения при­держиваются далеко не все, убедительно доказывая, что упо­минания в художественном произведении языческих богов не может быть доказательством веры в них автора. В «Слове» они олицетворяют силы природы, являясь художественными образами, а не отражением религиозных представлений авто­ра. Многие исследователи убедительно обосновывали именно христианские по своей сути взгляды автора «Слова». Так, Д. С. Лихачев пишет: «Автор “Слова”— христианин старые же дохристианские верования приобрели для него новый по­этический смысл. Он одушевляет природу поэтически, а не религиозно. В ряде случаев... он отвергает христианскую трактовку событии, но отвергает ее не потому, что он чужд христианства, а потому, что поэзия связана для нею еще пока с языческими дофеодальными корнями. Языческие представ­ления для него обладают эстетической ценностью, тогда как христианство для него еще не связано с поэзией, хотя сам он — несомненный христианин (Игорю помогает бежать из плена Бог, Игорь по возвращении едет к Богородице Пирогощей и т.д.)».

Большинство исследователей сходятся в том, что по сво­ему социальному положению автор «Слова» принадлежал к феодальным верхам общества. Это подтверждается его высо­кой образованностью и осведомленностью в политических де­лах и родовых связях князей и княжеств, его прекрасным зна­нием военного дела. Но это не противоречит тому, что автор «Слова» отразил в своем произведении интересы и чаяния всего русского народа. Академик Б. Д. Греков в этой связи от­мечает, что автор «...вполне объективно рисует перед нами картину тогдашней Руси и, насколько позволяет характер его труда, по-своему совершенно правильно передает нам причины, приведшие Русь к состоянию феодальной раздроб­ленности».

Наибольшие расхождения между исследователями вызы­вает вопрос о том, к какому из княжеских «гнезд» мог при­надлежать автор «Слова». Это связано с двойственностью по­зиции автора. С одной стороны, он осуждает безрассудность похода князя Игоря, следствием которого явилось усиление напора со стороны половцев. С дрогой стороны, очевидна и симпатия автора к князьям из «Олегова гнезда»: князю Игорю, его брату «буй-туру» Всеволоду и другим участникам похода. Последнее обстоятельство явилось источником достаточно распространенной версии о том, что автор «Слова» сам являлся дружинником черниговских князей, скорее всего членом дружины Игоря Святославича. Сторонниками этой гипотезы из наиболее известных исследователей являются О. Огоновский, Д. И. Иловайский, М. Д. Приселков, М. П. Тихомиров.

Близкой к этой гипотезе является точка зрения тех исследователей (О. Партыцкий, А. С. Пегрушевич, А. С. Орлов, Л. В. Черепнин), которые предполагают, что автор «Слова» был дружинником Ярослава Осмомысла, а в Новгород-Северский к князю Игорю попал, находясь в свите жены кня­зя — дочери Ярослава Осмомысла. Подтверждением галицко-волынского происхождения автора является язык произ­ведения, близкий по стилю Галицко-Волынской летописи, а также ярко выраженное в «Слове» восхваление Ярослава Осмомысла.

Другая группа исследователей выстраивает гипотезу на основе того, что автор «Слова» осуждает поход князя Игоря, преувеличивая при этом заслуги Киевского князя Святослава как проводника идеи объединения Руси. Такие исследователи, как В. Каллаш, П. В. Владимиров, А. И. Лященко и некоторые другие, делают исходя из этого вывод о том, что автором «Слова» был киевлянин, близкий к Киевскому князю Свято­славу Всеволодовичу, а само произведение создавалось имен­но в Киеве.

Наиболее ярким сторонником этой версии является акаде­мик Б. А Рыбаков. Ученый называет имя киевского боярина и воеводы Петра Бориславовича, указывая, что именно этому человеку принадлежит целым ряд фрагментов в Киевской ле­тописи относящейся к середине — второй половине XII века. Применив математические методы анализа текста и выявив стилистическое родство текстов летописи и «Слова», Рыбаков пришел к выводу, что Петр Бориславович мог быть автором «Слова». Но такая вероятность, по мнению ряда других иссле­дователей, не может быть признана точным доказательством. Как отмечает Л. Д. Дмитриев, «...если мы более или менее можем быть уверены в причастности этого государственного и политического деятеля XII в. к летописанию, то вопрос о принадлежности ему Слова все же гипотетичен...» У многих вызывает сомнение в версии Рыбакова и тот факт, что он приписывает Петру Бориславовичу не только фрагменты из подлинной Киевской летописи XII века, сохраненные в Ипать­евском списке XV века, но и летописные фрагменты, цити­руемые в «Истории Российской», составленной в первой по­ловине XVIII века В. Н. Татищевым. В настоящее время ученые имеют веские основания полагать, что эти фрагменты более позднего происхождения или даже, как считает А. П. Толочко, сочинены самим В. Н. Татищевым.

Небольшая группа исследователей отстаивает идею о том, что у «Слова» было два разных автора. Так, еще в конце XIX века М. С. Грушевский утверждал, что до рассказа о бег­стве Игоря из плена (до слов «Прысну море полунощи ») ав­тором был один человек — представитель киевской дружины и сторонник Святослава, а с этих слов и до конца — другой, близкий к Игорю, так как в этой части произведения, по мне­нию М. С. Грушевского, идет явно преувеличенное восхвале­ние Игоря, противоречащее первоначальному осуждению.

Учитывая все изложенные обстоятельства ряд ученых (С. А. Адрианов, А. В. Соловьев и др.) выдвинул точку зрения, в которой учитываются обе гипотезы. Они считают, что автором «Слова» действительно был черниговец по происхожде­нию, но само произведение он написал в Киеве. Так, А. В. Соловьев даже называет имя предполагаемого автора: это придворный певец Святослав Всеволодович Ученый отмеча­ет, что Святослав княжил сначала в Чернигове, а на Киевский престол он взошел в 1180 году, именно тогда из Чернигова вместе с ним и мог попасть в Киев будущий автор «Слова». Подтверждением своей версии Соловьев считает то, что автор хорошо осведомлен о состоянии дел Полоцкого княжества. Известно, что жена Святослава была правнучкой Всеслава I Полоцкого, поэтому придворный певец был внимателен и к семейным полоцким традициям княгини Марии.

Версия о том, что автор «Слова» был певцом-сказителем, достаточно популярна среди ученых, но при этом они выдви­гают разные предположения о его происхождении и возмож­ном имени. Так, И. И. Малышевский считал, что автор «Слова» происходил из южной Руси, был странствующим певцом, а потому прекрасно знал Тьмуторокань и бывал во многих дру­гих местах Древней Руси. Такие певцы-книжники, подобные упоминаемым в Галицко-Волынской летописи Орю и Тимо­фею, были не редкостью в ту эпоху.

Версия о книжнике Тимофее как авторе «Слова» возник­ла еще в 1846 году: ее выдвинул исследователь Н. Г. Головин. Уже в середине XX века писатель И. А. Новиков предположил, что автор «Слова» книжник Тимофей — сын тысяцкого Рагуила, побывавшего в плену у половцев вместе с Игорем, как сказано о нем в Ипатьевской летописи. Сторонникам этих версий дал резкий отпор Н. П. Сидоров: «...Мы не можем представить себе автора "Слова” типичным для того времени книжником, начетчиком, каким был Тимофей». Материал с сайта //iEssay.ru

Но версия о певце-сказителе продолжала волновать иссле­дователей и находить своих новых сторонников. Так, в 1945 году А. К. Югов, исследователь и переводчик «Слова», выступил с докладом «Историческое разыскание об авторе «Слова о полку Игореве». Основываясь па данных Галицко-Волынской летописи, он делает предположение, что автором «Слова» мог быть прославленный в те времена певец Митуса (Дмитрий). Он упоминается и в Ипатьевской летописи в рас­сказе о событиях начала 1240-х годов. Большинство ученых считало Митусу певцом-сказителем (И. М Снегирев, Л. В. Черепнин, В. Т. Пашуто, Д. С. Лихачев), но есть и мнение, что это церковный певец, певчий (М. А. Максимович, И. П. Сидоров); некоторые полагали одинаково возможным, что Митуса — и сказитель-песнотворец, и церковный певец-певчий (И. И. Срез­невский, В. Ягич). Югов в подтверждение своей версии при­водит следующие аргументы. Этот автор должен быть широко известен на Руси, но при этом он светское лицо, близкое к придворным кругам; по происхождению, вероятнее всего, из Галицко-Волынского княжества (отношение автора к Яросла­ву Осмомыслу), но приверженец «гнезда Олегова». Вероят­ным местом жительства такого человека Югов считает Перемышль и находит в летописях ряд подтверждений тому, что это мог быть «древле гордый певец Митуса», отказавшийся служить Даниилу Галицкому и примкнувший к восставшим против него сторонникам Игоревичей (сын князя Игоря кня­жил в Перемышле). По мнению исследователя, только такой прославленный по всей Руси певец, создавший «Слово о пол­ку Игореве», мог оказать гордое сопротивление могуществен­ному князю Даниилу. Другие ученые возражали Югову, ут­верждая, что указанных оснований для подтверждения его гипотезы явно недостаточно. Так, академик Д. С. Лихачев от­мечал наличие «слишком большого разрыва между событиями “Слова” и упоминанием Митусы». Современный исследова­тель Л. А. Дмитриев утверждает, что «объективных исторических данных в пользу гипотезы Югова нет, все его доказатель­ства исходят из априорно принятого положения, что Митуса — автор “Слова”».

Подводя итог, следует отметить, что вопрос об авторе «Слова» так и остается дискуссионным. Как справедливо за­метил Л. А. Дмитриев, все дело в том, что идейное и художе­ственное содержание этого произведения древнерусской лите­ратуры «... гораздо шире и глубже, чем та информация, которую мы можем почерпнуть из известных в настоящее время источников о каждом из предполагаемых авторов “Сло­ва”». Нам неизвестно его подлинное имя, мы не знаем, жил ли он в Киеве, Чернигове, Полоцке или Новгороде-Северском, был ли приближенным князя Святослава или дружинником в войске Игоря, но это и не так важно. Главное — это то, что ав­тор «Слова...», человек широко образованный, великолепно знающий родную историю и способный делать глубокие обобщения на основе исторического опыта, истинный патриот Русской земли. Он сумел осмыслить все сложности политиче­ской борьбы своего времени, подняться до общерусской точки зрения и выразить ее в художественно совершенной форме.