Апокалипсис и грядущее человечество

В переводе с греческого «апокалипсис» — откровение. Как новый жанр апокалипсис возник в начале новой эры в иудейской литературе. Апокалиптические произведения должны были приподнять таинственную завесу над буду­щим и рассказать о нем в откровениях пророков. Гряду­щие события в апокалиптических произведениях излага­ются в фантастическом, устрашающем виде. Откровения вкладываются в уста героев древних времен, как будто предвидевших ужасы настоящего для того, чтобы спасти от них людей.

Самым известным является новозаветное Откровение Иоанна Богослова. В семи обращениях к церквам Иоанн говорит о распрях и внутренней борьбе в некоторых хрис­тианских общинах. Затем идут видения — Бог, сидящий на престоле славы в окружении двадцати четырех старцев и четырех невиданных животных. В правой руке Бог дер­жит книгу, запечатанную семью печатями, которую ник­то не смог открыть, кроме Агнца — единственно достой­ного взять книгу и снять с нее печати. Будущее откры­лось, когда Агнец снял седьмую печать.

Известный русский кинорежиссер Андрей Тарковский называл Апокалипсис самым великим поэтическим произ­ведением, созданным на земле: «Это феномен, который по существу выражает все законы, поставленные перед человеком свыше».

К откровению, полученному Иоанном Богословом, об­ращается Ф. Достоевский для того, чтобы объяснить при­чину духовной гибели Николая Ставрогина. Трагедия Ставрогина в толковании писателя как раз и состоит в том, что он «ни холоден» и «ни горяч», а только «тепл». Отсюда — недостаточная воля к возрождению, которое для него не закрыто. В разъяснении Тихона «совершенный атеист», то есть «холодный», «стоит на предпоследней, верхней сту­пени до совершеннейшей веры (там перешагнет ли ее, нет ли), а равнодушный никакой веры не имеет, кроме дурно­го страха».

В судьбе Ставрогина, вся «великая праздная сила» ко­торого, по образному выражению Тихона, ушла «нарочи­то в мерзость», отражается трагическая судьба всей рус­ской интеллигенции, которая увлеклась поверхностным европейством и утратила кровные связи с родной землей и народом. И не случайно Шатов советует праздному «бари­чу» Ставрогину «добыть Бога», способность различать доб­ро и зло «мужицким трудом». Тем самым он указывает ему на путь сближения с русским народом и его религиоз­но-нравственной правдой.

Но вопреки очевидности и разумным советам русская интеллигенция пошла своим путем.

Подготовленный предыдущими поколениями, русский Апокалипсис, или «желание самоуничтожиться» (А. Солже­ницын), привел к исчезновению старой русской нации. Она исчезла, как будто и не бывало. В дни октябрьского перево­рота В. Короленко записал свое впечатление от встреч и разговоров с теми, кто стал под знамена большевиков: «Нет у нас общего Отечества! Вот проклятие нашего прошло­го, из которого демон большевизма так легко плетет свои сети…». Материал с сайта //iEssay.ru

И все же, по моему убеждению, Россия сумела пере­жить эти страшные времена. Хотелось бы верить, что она возродилась обновленной и свежей. Но еще очень многими нитями она связана с прошлой Страной Советов — той самой бесплодной смоковницей, которую нужно срубить и бросить в огонь. Сумеет ли она это сделать? Найдет ли в себе силы для этой нелегкой работы?

Гений Ф. Достоевского в это верил. И в эпилоге От­кровения Иоанна Богослова есть картина, внушающая оп­тимизм: сам Агнец — вечная Истина и Любовь, стоит у дверей человеческого сердца. Он не требует и не прика­зывает, а тихо стучит, словно путник, просящийся на ночлег. И как важно, чтобы этот тихий стук Любви был услышан. Пока еще не поздно…