Лирика Ахмадулиной Беллы Ахатовны (поэзия Ахмадулиной — поэзия мыслящего и познающего чувства)

Последние три строки стихотворения обращены к друзьям:

Они содержат в себе парафразу из Пушкина, из знаменитого стихотворения о лицейском братстве. Вслед за Цветаевой и Ахма­товой Ахмадулина выбирает в Пушкине свое — «восторги» друже­ского чувства. Культ дружбы, ревностно утверждаемый Ахмадули­ной, сохраняется и в ее более поздних стихотворениях.

Тема любви, только намечавшаяся в ранней поэзии, приобрета­ет в 70-е годы полнокровное звучание: «Люблю, когда ступая, как летая, // проноситесь, смеясь и лепеча. // Суть женственности, вечно золотая, // И для меня — священная свеча». Классическая женст­венность, так импонирующая ей в Марине Цветаевой, получила новую окраску в лирике Ахмадулиной. Ее стих «проносится, смеясь и лепеча», удивляя нас витиеватостью и прихотливостью словаря и синтаксиса — своего рода кружевами, оборками, воланами. Ахмадулинская версия современного женского характера противостоит порожденному новой формацией образу мужеподобной женщины, лишенной тайны и женской привлекательности: «В гортани моей, неумелой да чистой, // жил призвук старинного русского слова. // Я призрак двусмысленный и неказистый // поэтов, чья жизнь не зате­ется снова» («Ночь перед выступлением», 1973), «Я вас люблю, кра­савицы столетий, // за ваш небрежный выпорх из дверей, // за право жить, вдыхая жизнь соцветий // и на плечи накинув смерть зверей» («Я вас люблю, красавицы столетий…», 1973).

В сборнике «Тайна» (1983) контуры ахмадулинского мира резко меняются. Он поражает нас прежде всего удивительной для Ахма­дулиной пустынностью ландшафта. Городской пейзаж сменяется в ее поэзии безлюдными сельскими проселками, деревенским уеди­нением, уже не нарушаемым приездом «старого товарища», как это обычно происходило в ранних стихах. Природа в «Тайне» превра­тилась в главный оплот красоты, пленяя не только своим живым цветением, но и бессмертными строками, ею внушаемыми. Голоса любимых поэтов от Марины Цветаевой до Пушкина озвучивают безмолвный мир этой книги: «Я предана этим бессветным местам, // безлюдию их и безлунью, // науськавшим гнаться за мной по пятам // поземку, как свору борзую». Материал с сайта //iEssay.ru

Как пишет Виктор Куллэ, «дикий романтический сад, ставший у зрелой Ахмадулиной устойчивым синонимом не только поэзии, но и мироздания, предполагает не только упругость и первозданность поэтической ткани, но и некую безответственность стихотворца. В какой-то степени это стало болезнью ее «длинных» стихотворений… на смену акмеистической зоркости к деталям приходит нагромож­дение невнятных автоперепевов. Но замечательно, что весь приве­денный набор отрицательных качеств служит в итоге лишь пере­гноем, тем сором, которого немало в поэтической кухне каждого берущегося за перо. А сад все-таки есть».

Однако уже в следующем своем сборнике «Сад» (1987) Ахмаду­лина пусть ненадолго, но выходит из «сада», вновь попадая в шум­ную городскую толчею. Но совсем не такую, как прежде. Теперь пе­ред нами уже не московские переулки, которые оглашаются несущимися из гнесинской школы трелями, а площади провинци­альных городков, скажем, Тарусы, с присущей им музыкой: «Суб­ботник шатается, песню поющий. // Приемник нас хвалит за наши свершенья». И уже не «в маленьком кафе на площади Восстанья» случаются, как это было когда-то, гаданные и негаданные встречи, но в «Оке», «заведенье второго разряда».

«Белла Ахмадулина» — поэт гораздо более высокой личностной и стилистической чистоты, нежели большинство ее сверкающих или непрозрачных современников. Ее стихотворения отличишь от чьих бы то ни было мгновенно. Вообще ее стих размышляет, меди­тирует, отклоняется от темы; синтаксис вязкий и гипнотический — в значительной степени продукт ее подлинного голоса.

Развертывание ее стихотворения, как правило, подобно розе, оно центростремительно и явственно отмечено напряженным женским вниманием к деталям — напряженным вниманием, которое иначе можно назвать любовью. Чистый результат, тем не менее, не салон­ная и не камерная музыка; результат — уникальное ахмадулинское смешение частного и риторического — смешение, которое находит отклик в каждой душе. Этим объясняется ее популярность — не только в кругу знатоков поэзии, но и у широкого русского читателя» (Иосиф Бродский).