«Пленительная сладость» поэзии Жуковского

— писал о поэ­зии Жуковского Пушкин. В чем же состоит эта «пленительная сладость»?

Ключевым для лирики Жуковского-роман­тика является понятие «задушевность». О чем бы поэт ни писал, всё в его стихах приобретало мягкое лирическое звучание. Таковы его лю­бовные стихи, в которых образ возлюбленной или размышления над любовными отношения­ми неотделимы от передачи эмоциональных состояний лирического героя. Таковы его лири­ческие пейзажи, в которых всегда присутствует эмоционально воспринимающий их человек, замечающий мельчайшие движения жизни при­роды (например, шум падающего листа). Такова в поэзии Жуковского даже патриотическая те­ма, неизменно преломляемая через сознание частного человека, который видит в отчизне не столько величественное Отечество, сколько милую сердцу «малую родину», чей образ вызывает в воображении воспоминания о семейном очаге, друзьях, любимой. Именно эту особенность творчества поэта имел в виду известный литературовед Г. А. Гуковский, когда утверж­дал, что Жуковский «открыл русской поэзии душу человеческую». Важно, впрочем, что это открытие было сделано вовремя — тогда, когда русский читатель пресытился медными трубами классицистической поэзии. «От торжественных од у публики уже заложило уши, — писал В. Г. Белинский, — и она сделалась глуха для них. Все ждали чего-то нового... Тогда явился Жуковский».

Задушевность лирики Жуковского напрямую связана с ее песенно-лирическим началом, проявляющимся не только в удивительной музы­кальности поэтического повествования, но и в явном тяготении поэта к жанрам песни и романса. Неслучайно многие стихи Жуковского были положены на музыку и уже в виде музыкальных произведений вошли в сокровищницу русской культуры XIX в.

В значительной мере благодаря этой задушевности романтическая тос­ка по идеалу в поэзии Жуковского выливается в мягкие приглушенные эмоции — светлую грусть о несбыточном или безвозвратно ушедшем, тихие мечтания о недостижимом счастье, меланхолические размышления о тайнах бытия и смерти (отсюда — свойственная поэту предрасположенность к жанру элегии, предназначенному для передачи подобных состояний).

Обращая внимание на это свойство лирики Жуковского, критик Н. По­левой писал: «Совершенное недовольство собою, миром, людьми, недо­вольство тихое, унылое... и оттого стремление за пределы мира... молитва сердца любящего, утомленного борьбою, но не кровавого, не растерзанно­го, стремление к грусти о прошедшем... От всего этого, с одной стороны, привычка к суеверной легенде, как будто привычка к страшным рассказам, которые слыхали мы в детстве, с другой — отвычка, так сказать, от всего земного, нас окружающего, отчуждение от всего, что занимает и увлекает других...».

В процитированном высказывании схвачены главные особенности романтического двоемирия русского поэта: миру действительности, вызы­вающему у лирического героя не протест, но чувство «тихой» и «унылой» неудовлетворенности, противопоставляется мир мечты, окутанный некой таинственностью, порой тревожной и даже жуткой, порой — обещающей высшее блаженство. Стремление вырваться в пространство духовной сво­боды, находящееся за пределами земной реальности, является стержнем лирического героя Жуковского. Оно пронизывает все уровни поэтического мира, начиная от символики, в которой преобладают образы «безгранич­ного» (например, моря), «загадочного» (например, луны), скрывающегося за дневным светом (например, вечера или ночи), и заканчивая поэтическим словарем, в котором отмечается частое использование слов «даль» и «вдаль».

Разрабатывая принципы романтического направления в отечественной литературе, разворачивая поэта лицом к человеческой душе, придавая языку естественность и изящную поэтичность, В. А. Жуковский открывал новые перспективы развития русской лирики. На его стихах учились, обретая силу голоса и крепость пера, крупнейшие поэты России первой половины XIX в. — Пушкин, Лермонтов, Тютчев. Материал с сайта //iEssay.ru

Огромное значение для отечественной культурной жизни имели и лите­ратурные переводы В. А. Жуковского, знакомившие российскую публику с выдающимися произведениями древней и современной литературы, в том числе — с древнеиндийским и древнеиранским эпосами, сочинениями Гете, Шиллера, Байрона, Вальтера Скотта, Клопштока, Бюргера и др. Не­которые из его работ, — например, «Шильонский узник» Байрона, «Лесной царь» Гете, «Одиссея» Гомера — и по сей день считаются образцами пере­водческого искусства. Следует отметить также, что Жуковский продемон­стрировал мастерское владение обоими разновидностями перевода, одна из которых предполагает точное следование оригиналу, а другая — вольное переложение «чужого» текста, допускающее создание на его основе нового самостоятельного произведения. И если в рамках первого типа перевода поэт, так сказать, в чистом виде представлял соотечественникам дости­жения зарубежной литературы, то в рамках второго вырабатывал для их воспроизведения национальные литературные формы. Сочетая самостоя­тельное поэтическое творчество с обширной переводческой практикой, В. А. Жуковский выступал в роли посредника, способствующего развитию диалога русской и зарубежной литератур.