Люди и судьбы в творчестве В. М. Шукшина (Русское против советского)

Красной нитью через творчество В. Шукшина проходит красота и суровость родных алтайских пейзажей. Через любовь к своей малой родине Шукшин-писатель учился любить русскую землю, труд русского человека на этой земле. Они — русская земля и русский человек на ней — стали главными героями творчества В. Шукшина — акте­ра, режиссера, писателя, драматурга.

Не было у нас за последние десятилетия — другого тако­го художника, который бы столь уверенно и беспощадно врывался во всякую человеческую душу и предлагал ей проверить, что она есть, в каких просторах и далях она заблудилась, какому поддалась соблазну или, напротив, что помогло ей выстоять и остаться в верности и чистоте. Читателем и зрителем Василия Шукшина была и остается Россия от самых высоких умов до самых падших душ; его талант — это прежде всего голос взыскующей совести.

Эта взыскующая совесть в творчестве В. Шукшина, «уве­ренно и беспощадно» врывающаяся «во всякую чело­веческую душу», чаще всего, на мой взгляд, ищет те един­ственно верные идеалы и тот путь, которые бы соединили великий русский народ в одно целое. И если мы делаем такой вывод, то непременно подразумеваем некий раскол, разделение.

Корни этого разделения уходят в историю, во времена великой русской смуты — Октябрьской революции. Имен­но тогда произошла трагедия, разделившая единый рус­ский народ на две нации. Их существование зафиксирова­ла не только классическая русская литература. В своей работе «Критические заметки по национальному вопросу»

В. Ленин писал: «Есть две нации в каждой современной нации… Есть две национальные культуры в каждой нацио­нальной культуре. Есть великорусская культура Пуришкевичей, Гучковых и Струве, — но есть также великорус­ская культура, характеризуемая именами Чернышевского и Плеханова».

Ожесточение между двумя нациями в одной русской нации достигло такого накала, что вспыхнула революция. Один из исследователей писал по этому поводу: «Ожесто­чение против “буржуя”, “помещика” сделало сам термин “русский” подозрительным…». Оно было таким мощным и корни его были так глубоки, что В. Шукшин, живший в новую историческую эпоху, отразил его в своем творче­стве. Как же выражается противостояние русского и со­ветского в произведениях В. Шукшина?

В рассказе «Срезал» главный герой Глеб Капустин — «толстогубый, белобрысый мужик сорока лет, начитанный и ехидный». Он прославился на всю деревню тем, что «когда знатные приезжали в деревню на побывку», он в числе прочих односельчан приходил и срезал знатного гостя. «Многие этим были недовольны, но многие, мужики осо­бенно, просто ждали, когда Глеб Капустин срежет знатно­го». Срежет — значит поставит в тупик при помощи каверз­ных вопросов.

И вот в отпуск к Агафье Журавлевой с женой и доче­рью приехал сын Константин. Вскоре вся деревня знала, что «он сам — кандидат, жена тоже кандидат, дочь — школьница». Вечером в дом к знатному гостю пришли му­жики, и с ними Глеб. После короткого разговора ни о чем он начинает задавать гостю свои знаменитые каверзные вопросы: «Ну, как насчет первичности?»; «Как сейчас фи­лософия определяет понятие невесомости?»; «Как вы лич­но относитесь к проблеме шаманизма в отдельных районах Севера?»; «Как вы относитесь к тому, что Луна тоже дело рук разума?».

Поставленные в тупик заковыристыми вопросами Гле­ба, Константин и его жена Валя сначала пробовали отве­чать, потом пытались отшучиваться, потом просто смея­лись. Но Глеб вполне серьезно продолжал напирать, пока на реплику Константина: «Типичный демагог-кляузник» не объяснил: «Люблю по носу щелкнуть — не задирайся выше ватерлинии! Скромней, дорогие товарищи…».

В рассказе В. Шукшин очень точно раскрыл давнюю русскую проблему — отсутствие взаимопонимания между интеллигенцией и простым человеком. Хотя, казалось бы, в советские времена интеллигенция в России была народ­ной, и разговор Константина с Глебом происходит на рус­ском языке, но герои не понимают друг друга. Это напоми­нает испорченный радиоприемник, в котором вы пытаетесь на длинных волнах поймать трансляцию, идущую на сред­них волнах. В какой-то момент мы понимаем, что со вре­мен Достоевского, Толстого и Чехова русские люди оста­лись такими же, какими и были. Сменились лишь декора­ции на исторической сцене. Материал с сайта //iEssay.ru

К одному человеческому типу с Глебом Капустиным при­надлежит и Николай Шурыгин из рассказа «Крепкий му­жик». Только здесь на месте кандидата Константина Жу­равлева выступает древняя церковь — памятник русской культуры XVII века. Бригадир Шурыгин задумал во что бы то ни стало свалить церковь и разобрать на кирпичи. Ни предупреждение председателя («Там не кладка, а ли­тье. Черт их знает, как они так клали!»), ни громкое воз­мущение и протесты уважаемого в деревне человека — молодого учителя не могли его остановить. Наоборот, они еще сильнее подзадоривали Шурыгина. В конце концов, с молчаливого согласия односельчан (хотя им «эта затея была не по нутру», они не протестовали) он осуществил свой замысел. Но оказалось, что все его старания были на­прасны, потому что церковь рухнула, и кирпичи разби­лись на мелкий щебень. Глядя на кучу хлама, Шурыгин думает: «Ну и хрен с ними! Сгребу бульдозером в кучу и пусть крапивой зарастает».

Странная бешеная злоба Шурыгина на молодого учи­теля и слепая жажда разрушить старую церковь, долгие годы служившую складом, уходят корнями в дикое упрям­ство и ожесточение, с каким отцы и деды Шурыгиных и Капустиных совершали революцию, жгли помещичьи усадь­бы, ощипывали павлинов и гадили в древних соборах. Это та самая яростная неприязнь к чужаку, человеку другой породы, которая была хорошо известна по прежней рус­ской и советской литературе.

Даже сегодня мы еще нередко ощущаем, как «сократи­лась дистанция между современностью и историей», что «советское» еще не отжило, не отговорило в душе русско­го человека. Но без возвращения к истокам национального характера нечего и думать о возрождении деревни как ос­новы русского народа и первоэлемента великой России.