Система образов (о романе «Господа Головлевы» М. Е. Салтыкова-Щедрина)

В щедринском романе перед чи­тателем проходят три поколения семьи Головлевых: Арина Петровна, ее дети и вну­ки. В первом поколении семья еще кажется креп­кой. Арина Петровна со свойственной ей энергией и предприимчивостью закладывает основы головлевского благосостояния. Но уже тогда в семье наруша­ются естественные человеческие отношения. Отмена крепостного права ускоряет процесс разложения — и во втором поколении черты «выморочности», обре­ченности становятся более заметными. Дети Арины Петровны оказываются неприспособленными к жизни. Умирают Аннушка, Степан, человек по-своему талант­ливый, окончивший даже университет, но не имев­ший внутренних сил, чтобы противостоять окружа­ющей его гнилой среде, умирает его брат Павел...

Сама Арина Петровна вынуждена была признать, что ее исключительное служение семье на самом деле было служением призраку, который она сама же и создала: «Всю жизнь она что-то устраивала, над чем- то убивалась, а оказывается, что убивалась над призраком. Всю жизнь слово «семья» не схо­дило у нее с языка, во имя семьи она одних казнила, других награждала; во имя семьи она подвергла себя лишениям, истязала себя, изуродо­вала всю свою жизнь — и вдруг выходит, что се­мьи-то именно у нее и нет!»

Еще отчетливее печать обреченности проявляется в третьем поколении, которое гибнет совсем молодым. На этом фоне вырастает зловещая фигура сред­него сына Арины Петровны — Порфирия, прозванно­го Иудушкой. Образ Иудушки — олицетворение хищ­ничества, жадности, лицемерия. Он, погубивший всех своих близких — мать, братьев, детей, племян­ниц, сам обрекает себя на неминуемую гибель. Щедрин показывает, как закон, право, мораль, религия служили Иудушке и ему подобным ширмой. Порфирий лицемерит постоянно — не только перед другими, но и перед самим собой, лицемерит даже тогда, когда это не приносит ему никакой практи­ческой пользы. Щедрин специально подчеркивал, что это не лицемерие мольеровского Тартюфа. Тар­тюф лжет сознательно, преследуя свою определен­ную и конкретную цель, а Иудушка «не столько лицемер, сколько пакостник, лгун и пустослов».

На примере Иудушки ясно видно, какую роль в создании сатирического образа играет у Щедрина ре­чевая характеристика. Так, явившись к умирающе­му брату Павлу, Иудушка буквально изводит его своим тошнотворным и елейным пустословием — тем более омерзительным, что оно приправлено «род­ственными» словечками, образуемыми с помощью уменьшительных суффиксов: «маменька», «дружок», «подушечка», «водичка» и даже «маслице деревянненькое».

В реальной жизни Иудушка далеко не всегда мог полностью утолить свою жажду стяжательства, склон­ность к тиранству. Тогда он создает для себя некий фантастический мир, в котором он «неизменно дохо­дил до опьянения; земля исчезала у него из-под ног». Материал с сайта //iEssay.ru

Только перед самой смертью «ужасная правда осветила его совесть, но осветила поздно, без поль­зы, уже тогда, когда перед глазами стоял лишь бесповоротный и непоправимый факт. Вот он соста­рился, одичал, одной ногой в могиле стоит, а нет на свете существа, которое приблизилось бы к нему, «пожалело» бы его. Зачем он один? Зачем он видит кругом не только равнодушие, но и ненависть? Отчего все, что ни прикасалось к нему, — все поги­бало?» Происходит пробуждение одичавшей совести, что представляет собою элемент трагический. Не случайно в период работы над «Господами Головлевыми» Щедрин признавался, что ему «хотелось бы и трагического попробовать». Мотив прозрения стал ведущим в романе. Прозрение, настигающее каждого из членов семьи Головлевых, становится своеобразным судом совести, нравственным возмез­дием.

В «Господах Головлевых» Щедрин почти не при­меняет приемов, характерных для «Истории одного города». Вместо сатирического гротеска, гиперболы, фантастики писатель использует метод психологи­ческого анализа, пристально исследует внутренний мир своих героев, прежде всего Иудушки Головлева. Психологический анализ ведется с помощью слож­ного переплетения речевого строя персонажей с ав­торской оценкой их мыслей и переживаний. Авторс­кое начало неизменно ощущается на протяжении всей книги.

При всей его конкретности образ Иудушки стал широчайшим художественным обобщением.