Анализ глав «Путешествия из Петербурга в Москву»

В главе «София» путешественник размышляет об особенно­стях русского национального характера: «Бурлак, идущий в кабак повеся голову и возвращающийся обагрённый кровию от оплеух, многое может решить, доселе гадательное в истории Россий­ской».

«Любани»: автор описывает свою встречу с крестьянином, который в праздник пашет ниву. Шесть дней в неделю он работа­ет на барщине. На вопрос автора, когда же он успевает доставать хлеб, чтобы прокормить большую семью, он отвечает: «Не одни праздники, и ночь наша. Не ленись наш брат, то с голоду не ум­рёт. Видишь ли, одна лошадь отдыхает, а как эта устанет, возь­мусь за другую; дело-то и споро». Путешественник потрясён при­знаниями крестьянина. Свои размышления он оканчивает словами: «Страшись, помещик жестокосердый, на челе каждого из твоих крестьян вижу твоё осуждение».

На станции Чудово герой встречается с другом, который рассказывает ему историю, с ним приключившуюся. Отправив­шись на небольшом судне в путешествие по морю, он со спут­никами попал в шторм. Судно застряло в полутора километрах от берега между двумя камнями и не двигалось с места. Двена­дцать человек едва успевали откачивать воду. Один храбрый человек, рискуя жизнью, сумел добраться до берега, добежал до ближайшего селения и пришёл к начальнику, прося помощи. Начальник спал, а сержант не посмел его разбудить и вытолкал человека за дверь. Тот обратился к простым рыбакам, которые спасли оставшихся. Вернувшись в посёлок, рассказчик отпра­вился к начальнику. Он думал, что тот накажет своего сержанта, узнав, что его не разбудили, когда двенадцать человек были в опасности. Но начальник только ответил: «Не моя то долж­ность». Тогда рассказчик обратился к высшему начальству, и «некто» ему ответил: «Но в должности ему не предписано вас спасать». «Теперь я прощусь с городом навеки, — восклицает рассказчик. — Не въеду николи в сие жилище тигров. Единое их веселие — грызть друг друга; отрада их — томить слабого до издыхания и раболепствовать власти».

В Спасской Полести герой попадает под дождь и вынужден ночевать и избе. Там он слышит шёпот: разговаривают муж и же­на, которые тоже заночевали по дороге в Новгород. Муж расска­зывает жене историю, достойную пера Салтыкова-Щедрина. Мы видим Радищева с новой стороны: перед нами острый сатирик, повествующий, как наместник тратит казённые деньги на собст­венные прихоти (он очень любит «устерсы», то есть устриц), а курьеры и офицеры получают деньги и чины за то, что исполня­ют эти прихоти.

Размышляя о былом величии Новгорода (глава «Новгород»), автор с горькой иронией пишет о праве народов: «Когда возни­кают между ими вражды, когда ненависть или корысть устремля­ет их друг на друга, судия их есть меч. Кто пал мёртв или обезо­ружен, тот и виновен; повинуется непрекословно сему решению, и апелляции на оное нет. — Вот почему Новгород принадлежал царю Ивану Васильевичу. Вот для чего он его разорил и дымя­щиеся его остатки себе присвоил».

Предвосхищая мысль Толстого, Радищев говорит, что во время войны «великие насилия правом войны прикрываются» («Зайцово»); размышляет о корыстолюбии начальства, о беспра­вии крестьян, затрагивает экономические проблемы, вопросы воспитания и взаимоотношений между мужем и женой — как в крестьянской, так и в дворянской семье.

В главе «Едрово» путешественник встречает девушку Анюту, разговаривает с ней. Он восхищается не только её красотой, но благородством в образе её мыслей. Анюта собирается жениться, и герой от чистого сердца предлагает её матери сто рублей в при­даное для дочери. Мать отказывается, хотя для крестьянской се­мьи это огромные деньги. Целомудрие и невинность Анюты вос­хищают героя, и он долго думает о ней.

В этой же главе он рассказывает эпизод Пугачёвского восста­ния. Имя Пугачёва было запрещено даже упоминать, но Радищев смело рассказывает о произволе помещика и расправе над ним крестьян, которых потом осудили, и подводит итоги своим раз­мышлениям: «Но крестьянин в законе мёртв...»

Главы «Хотилов» и «Выдропуск» носят подзаголовок «Про­ект в будущем». Это важнейший документ общественной мыс­ли — первая российская утопия. Каким может стать государство, когда, «наслаждался внутренею тишиною, внешних врагов не имея», доведено будет общество «до высшего блаженства граж­данского сожития»? Единственным стражем общества будет за­кон: «под державным его покровом свободно и сердце наше», — в это хочет верить Радищев.

Что нужно для этого? Автор отвечает нам в главе «Торжок». Начало гражданскому обществу — свобода, и первый элемент свободы — «свободное книгопечатание», когда цензура не стоит у печатного станка «нянькою рассудка, остроумия, воображения, всего великого и изящного». Но «вольность мыслей правительст­вам страшна».

Проезжий, с которым знакомится путешественник, даёт по­читать тетрадку с сочинением, название которого — «Краткое повествование о происхождении ценсуры». В тетрадке — исто­рия борьбы власти и общественной мысли со времён Сократа до последних европейских событий.

Всё громче звучит голос Радищева-гражданина. Материал с сайта //iEssay.ru

В главе «Медное» — трагическая сцена продажи семьи кре­постных крестьян на торгах. Кто имеет власть установить свобо­ду для крестьян в России? «Но свобода сельских жителей обидит, как то говорят, право собственности. А все те, кто бы мог свободе поборствовать, все великие отчинники, и свободы не от их сове­тов ожидать должно, но от самой тяжести порабощения».

В Твери путешественник встречается со стихотворцем, кото­рый размышляет о значении поэзии в обществе и читает ему оду «Вольность». Как понимать вольность? «Вольностию должно на­зывать то, что все одинаково повинуются законам». Ода написана самим Радищевым и оказала огромное влияние на Пушкина. Пуш­кин признавался в этом в черновой редакции «Памятника»: «Во­след Радищеву восславил я свободу...».

Сейчас нас поражают фразы, звучащие как пророчества: «Желал я, чтобы земледелец не был пленник на своей ниве...»; «Следующие 8 строф содержат прорицания о будущем жребии отечества, которое разделится на части, и тем скорее, чем будет пространее. Но время ещё не пришло. Когда же оно наступит, тогда

Упругая власть при последнем издыхании приставит стражу к слову и соберёт все свои силы, дабы последним махом разда­вить возникающую вольность... (...) Но человечество взревёт в оковах и, направляемое надеждою свободы и неистребимым при­родным правом, двинется...»