О повести «Новая московская философия» В. А. Пьецуха

Наиболее полно эстетика «иронического авангарда» вырази­лась в повести В. Пьецуха «Новая московская философия». По­вествование ведется от имени рассказчика, человека обстоятель­ного, неспешного. Он размышляет о соотношении жизни и лите­ратуры, о значении литературы в бытии русского человека. Его рассуждения являются камертоном для восприятия той парадок­сальной реальности, которая строится в соответствии с литературными канонами, той действительности, которая развивается в рамках сюжета «Преступления и наказания». Эта реальность обыденна и абсурдна. «Скорее всего, литература есть, так сказать, корень из жизни, а то и сама жизнь, но только слегка сдвинутая по горизонтали, и, следовательно, нет решительно ничего удивительного в том, что у нас куда жизнь, туда и лите­ратура, а, с другой стороны, куда литература, туда и жизнь, что у нас не только по-жизненному пишут, но частью и по- письменному живут…» Рассказчик как будто посмеивается над особенностями русского характера, привыкшего в духе «прими­тивного» реализма воспринимать литературу как непосредствен­ное отражение жизни и как руководство к действию. Поирони­зировав по этому поводу, он тут же перекидывает мостик в ре­альность, предварительно заметив, что в жизни неоднократно повторяются сцены и эпизоды, описанные в литературе.

Сам сюжет повести разворачивается в 1988 году в комму­нальной квартире из двенадцати комнат в Москве. Он построен вокруг смерти старушки Пумпянской, бывшей владелицы всего дома, позже занимавшей маленькую темную комнатушку. Кому достанется эта комнатушка, и решают герои «демократическим путем в условиях гласности», как говорит графоман-доносчик.

В повести постоянны пародийные аналогии с «Преступлением и наказанием» Ф. Достоевского. Причем пародируется не роман, а жизнь предстает как пародия, как сниженный, обытовленный вариант литературного произведения. Материал с сайта //iEssay.ru

Реминисценции, пропитанные иронией, становятся одним из приемов в повести В. Пьецуха. Образ старухи-ростовщицы пере­кликается с образом аккуратной старушки Александры Сергеевны Пумпянской. В тексте «Новой московской философии» возника­ют переклички сцен (поминки, устроенные Катериной Ива­новной, — поминки Пумпянской), сравнение героев В. Пьецу­ха с героями Ф. Достоевского (Порфирием Петровичем, Мармеладовым). Даже появляется персонаж Петр Петрович Лужин. В. Пьецух, повествуя о насквозь «литературной» реальности, все время как бы оглядывается на «реальную» литературу, он даже цитирует Достоевского в сцене поминок, говоря о санкт-петер­бургском и московском вариантах одной и той же истории.