Кто такой профессор Серебряков? (о пьесе «Дядя Ваня» А. П. Чехова)

В пьесе Серебряков нарисован, ка­залось бы, без какого бы то ни было сочувствия. Достаточно вспом­нить его первое появление на сце­не. Дядя Ваня с иронией говорит: «Жарко, душно, а наш великий ученый в пальто, в калошах, с зон­тиком и в перчатках». Это очень напоминает учи­теля греческого языка Беликова из рассказа «Че­ловек в футляре».

Однако для Чехова никогда не было характер­ным однолинейное, примитивное изображение дейст­вующих лиц (распределяемых по традиции на «по­ложительных» и «отрицательных»). Образ Серебря­кова значительно сложнее, чем кажется на первый взгляд.

Замечательный режиссер, один из основателей Московского Художественного театра К. С. Станислав­ский был убежден, что главная идея пьесы такова: «самородок Астров и поэтически нежный дядя Ваня глохнут в захолустье, а тупица профессор блаженст­вует в С.-Петербурге и вместе с себе подобными правит Россией...» Во-первых, о Петербурге у Чехо­ва не сказано ни единого слова; судя по всему, Серебряков преподавал в Харьковском университете. Во-вторых, отслужив положенные по тогдашним за конам 25 лет, профессор вынужден выйти в от­ставку и переехать в деревню (на жизнь в городе не хватает средств): «Всю жизнь работать для нау­ки, привыкнуть к своему кабинету, к аудитории, к почтенным товарищам — и вдруг, ни с того ни с сего, очутиться в этом склепе...» Какое уж тут блаженство!

Сам дядя Ваня вынужден признать, что жизнь профессора была очень интересной: «Он бы лучше свою автобиографию написал. Какой это превосход­ный сюжет?.. Сын простого дьячка, бурсак, добил­ся ученых степеней и кафедры, стал его превосхо­дительством, зятем сенатора и проч. и проч. ...А какой успех у женщин? Ни один Дон-Жуан не знал такого полного успеха! За что? Почему?»

Значит, было что-то в этом человеке, что привле­кло к нему некогда сестру дяди Вани, которая «лю­била его так, как могут любить одни только чистые ангелы таких же чистых и прекрасных, как они са­ми». Если воспринимать Серебрякова упрощенно и примитивно, то тогда становится совершенно непо­нятным, что же заставляло Войницкого на протя­жении долгих 25 лет так гордиться им и с благо­говением произносить его имя...

Соня рассказывает Астрову об отце: «Он в жиз­ни, говорят, имел большой успех у женщин, и его дамы избаловали». Оказывается, во всем виноваты дамы. А сама Соня не избаловала его? Ее бабушка, Мария Васильевна, которая буквально преклоняется перед профессором? А дядя Ваня, прозревший, ка­жется, только после того, как Серебряков приехал в имение с молодой женой-красавицей, в которую Войницкий тут же  и влюбился?

Не исключено, что именно атмосфера всеобщего восхищения, преклонения развратила, испортила не­когда способного семинариста, отличающегося уди­вительной работоспособностью (он ведь и сейчас, в деревне, «по-прежнему от утра до глубокой ночи сидит у себя в кабинете и пишет»), превратив его, в конечном счете, в сухаря, ворчливого, скучного, неинтересного человека, который может говорить только о своих болезнях. Материал с сайта //iEssay.ru

Спору нет, Серебряков предстает в пьесе как личность антипатичная: но был же он некогда, судя по всему, другим... Все жалуются на среду; почему бы на среду, на окружающих не пожаловаться и самому отставному профессору?

Разница, пожалуй, только в одном: он лишен ка­ких бы то ни было сомнений в правильности своего жизненного пути, он глух к тревогам и страданиям своих близких, он преисполнен сознания собствен­ной значимости (если не сказать — величия). Иначе говоря, он самоуверен, а это как раз то качество, которого начисто лишены другие чеховские герои, которые именно поэтому заслуживают большую или меньшую долю авторского сочувствия.